Роджер Желязны, роман «Князь Света»:
Ниррити положил руку ему на плечо.
— Значит, само твоё существо изнемогает, должно быть, от боли, внимая насаждаемому ими богохульству!
— Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.
— Ещё бы. Но вот Сэм — он же делал то же самое — преумножая число ересей, ещё глубже погребая истинное Слово…
— Оружие, Ренфрю, — сказал Ольвегг. — Оружие и ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.
— Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие. Хоть он и побеждает, души их всё равно потеряны.
Конец цитаты.
Эти строки покойного фантаста наилучшим образом отражают то настроение, в которое я погрузился, когда
aleksandrit двенадцать дней назад (5 января 2012 года)
ознакомил всех нас с новостью о том, что в Швеции файлообмен и вообще свободное копирование теперь рассматривается как отдельная религия, как новая церковь, как вероучение —
копимизм.
Является ли эта перемена, это событие скорее победою свободного копирования над учением правоторговцев о копирайте, или же торжество копимизма вернее свидетельствует о тяжёлом моральном, идеологическом, вероисповедном и духовном поражении копимистов в этой борьбе?
Чтобы ответить на этот вопрос, следует прежде всего увидеть всю картину событий в её исторической перспективе.
Для начала давайте вспомним, что заповедная черта между идеологическими и вероисповедными доводами в споре о копировании была впервые пересечена отнюдь не недавними шведами копимизма. Как раз наоборот, это сделали сторонники копирайта и правоторговли, причём достаточно давно. Уместно думать, что черта эта была впервые нарушена тогда, когда нелицензионное компьютерное копирование впервые широко объявили
кражею. (Я считаю разумным думать, что сделал это Билл Гейтс 3 февраля 1976 года в четвёртом абзаце «
An Open Letter to Hobbyists», защищая бизнес-интересы своей компании, тогда называвшейся
«Micro-Soft» через дефис.) В вероисповедном отношении это значит, что нелицензионное копирование (совершаемое вместо уплаты денег поставщику) было тогда объявлено
грехом (нарушением Божией заповеди «не укради», которая среди
десяти заповедей в православии
считается восьмою, а лютеранами и римско-католическою церковью
считается седьмою).
Вижу, что ожидания правоторговцев всецело оправдалися: постановка знака равенства между нелицензионным копированием и воровством действительно стала тяжким ударом по айтишникам из числа христиан — ударом по их совести. Даже сейчас, спустя более чем тридцать пять лет,
нет-нет да и встретишь на христианском форуме беседу (иногда
на десятки страниц) о том, является ли нарушение копирайта грехом, требует ли исповедания греха и последующего деятельного раскаяния.
Но ведь и ответ копимистов на этот удар, их новое вероисповедное оружие выглядит неудовлетворительным. Ну то есть для неверующего, может быть, и кажется полезным притвориться, что копирование — это такая как бы церковь, чтобы юристы поменьше доставали.
Но уж христианину-то не приличествует отречься от Христа и переменить веру во имя одной только свободы копирования. Крайне глупо отказываться заплатить правообладателю деньгами, но быть вполне согласным поплатиться душою. (Да и вся ситуация не выглядит ведь поводом для такого глубокого отчаяния, как «мы другова Бога сыщем»
в сказке у Саморядова.)
Вместо того достаточно было бы попристальнее вглядеться и вникнуть в настоящее (а не вымышленное) отношение христианства к копирайту.
