Вот-с, решил открыть блог — странно, однако, что до сей поры на хабре он отсутствовал. Предлагаю выкладывать сюда все самое интересное, что касается прогностики, будущего человечества, конца света, гибели Интернета, и других вкусностей.
Для затравки — публикую одно из своих произведений, написанных ровно 10 лет назад (написано для общего развития, нигде не публиковалось — чего ожидать от провинциального сопляка, коим я был в то время). Перечитав его намедни, сделал определенные выводы, а именно — технологически эти 10 лет дали нам почти все, о чем мечталось в далеком уже 1999. Сейчас многое прозвучит обыденно, но тогда большинство написанного было пределом мечтаний. И в то же время фундаментально, в правовых, социальных аспектах изменилось очень мало. Но это лишь мое мнение.
Итак, дальше много букв.
Те, которые не имея закона согрешили,
вне закона и погибнут; а те, которые
под законом согрешили, по закону осудятся…
(Послание к Римлянам 2:12)
Если природа представляет из себя хаос, насмешку над всякой мыслью и порядком, то любой, кто желает восстановить в ней какой-либо порядок, должен уйти от нее и создать новый мир, полный иллюзий.
(Фридрих Вильгельм Ницше)
Все началось с того, что некий Генри Доусмайер, выпускник юрфака Принстонского университета, решил основать в Сети – ни много ни мало – государство. Будучи единственным его гражданином он принял конституцию, основополагающий свод законов, утвердил структуру государственного устройства и конституционным большинством (если уместно так говорить об одном голосе) избрал себя на первый срок президентства.
Сообщения об этом появились в прессе, но прошли незамеченными: ни одно из серьезных внешнеполитических ведомств не посчитало для себя достойным комментировать этот бред. А между тем у Доусмайера появилось немало сторонников-энтузиастов — принявших его гражданство, что и дало основной толчок дальнейшему государственному строительству.
Основные государственные институты формировались по американскому образцу (ибо он, по каким-то непонятным причинам, был признан наиболее совершенным); исключением оказался однопалатный парламент: по результатам специально проведенного референдума было решено не предаваться утопическим артефактам прямой демократии (при всем изобилии технологических возможностей, когда граждане непосредственно участвуют в обсуждении и принятии законов), а переложить весь груз законодательной работы на плечи профессиональных парламентариев; отсутствие же, в частности, территориального деления избавило от необходимости делить его (парламент) на две палаты. Изменения, разумеется, затронули и исполнительную власть: все оборонные ведомства и спецслужбы создавались исключительно с целью обеспечения информационной безопасности обитателей сегмента конституционного права электронного государства; специальному отделу госдепартамента было поручено заняться разработкой и интеграцией унифицированных инструментов внутрикорпоративного взаимодействия (первоначально предназначавшихся для организации работы государственного аппарата, но впоследствии получивших тотальное распространение и в частном корпоративном секторе).
Кульминацией становления новой государственности стало появление Федеральной (с юридической точки зрения было бы неправильно говорить о новом государстве как о федеративном; здесь это сделано лишь для демонстрации аналогий) Резервной Системы и соответствующих финансовых департаментов. После эмиссии собственной денежной единицы (был выбран доллар; естественно, никто его в глаза никогда не видел — зачем его обналичивать, если весь набор каких-либо финансовых инструментов, товаров или услуг можно приобрести нажатием двух-трех кнопок на сотовом телефоне) стало возможным полноценное функционирование под новоиспеченной юрисдикцией всех рыночных институтов.
Неудивительно, что многие бизнесы (электронная коммерция, контент-провайдинг, интеллектуальное производство, аудит и консалтинг, банки и различные институциональные инвесторы) бросились осваиваться в новом правовом поле: оптимальнейшая законодательная база в сфере интеллектуального права, полноценная электронная правоохранительная и судебная системы, единый глобализованный рынок капитала с минимумом издержек (брокерские услуги полностью ушли в небытие, всеми активами можно управлять прямо с банковских счетов в электронном виде)… Есть и небольшой недостаток: налоги. Но за удовольствия надо платить, а отсутствие территориальных и местных бюджетов (один централизованный, «федеральный» – и тот относительно небольшой за неимением ненужных социальных и военных статей) позволило ввести настолько незначительные ставки, что в бизнес-кругах появилось выражение hidden assessment.
Стоит также отметить, что как бизнес, так и государство в этих условиях приобрели невиданную доселе транспарентность. Каждый клиент, например, государства (гражданин) мог в любой момент понаблюдать в реальном времени за состоянием государственного бюджетного и внешнеторгового сальдо (последнее, разумеется, рассчитывалось по весьма специфической методике, но никогда не уходило в минус), всех остальных финансовых показателей, получить подробнейшие отчеты по законодательной и финансовой деятельности государства. Более того, для него не составляло никакого труда материализоваться (точнее, «виртуализоваться») прямо на заседании парламента; он даже мог свободно высказаться по тому или иному вопросу (правда, только в текстовом виде по парламентскому чату – народно-избранные законодатели изъяснялись по видеоконференсным элементам парламентского интерфейса).
Вообще, если касаться технической стороны корпоративного представительства более подробно, ничего существенного здесь не происходило. На сайте (доменное имя и техническая реализация значения не имеют) компании, зарегистрированной под цифровой юрисдикцией (или же частного лица, имеющего соответствующее гражданство) размещался специальный лэйбл, а также комментарий: “This area is under assured digital jurisdiction” – любой злоумышленник был вынужден несколько раз подумать, прежде чем пробовать на прочность ресурс с такими атрибутами. По желанию, компании могли выставить напоказ все потроха своей хозяйственной деятельности (тем более, что она итак велась по преимуществу через веб-интерфейсы на их же сайтах, но открытые лишь для сотрудников и акционеров). Борьба за «открытость» между государством и частным бизнесом велась на всех вообразимых фронтах, и капитал от этого был только в восторге.
Стоит упомянуть также и о реализации судебной системы. Правовое преследование осуществлялось независимо от государственной принадлежности преследуемого (что, в общем, естественно); судебные заседания проводились при помощи тех же видеоконференсных технологий (присяжный, скажем, мог одновременно потягивать коктейль на побережье адриатики и выслушивать очередного свидетеля, если, конечно, не был в этот момент отвлечен разглядыванием очередных экзотических бикини). Если ответчик упорно не желал присутствовать на слушаниях (не притащишь же его туда физически), все его активы, обнаруженные в электронном виде следствием просто замораживались, и дело слушалось уже в соответствующих физических инстанциях. Из-за несоответствий в законодательствах разных стран, правда, такой вариант терял львиную долю своей эффективности в области нарушений прав интеллектуальной собственности, зато с экономическими преступлениями проблем почти не возникало (законы большинства стран развивались здесь весьма успешно).
Тем временем конгресс (нет, не тот, что на Капитолийском холме, и, разумеется, не тот, что на Охотном ряду) рассматривал проект закона о государственной символике и, что самое важное, официальному наименованию сетевого юридического феномена. После двухнедельных лингвистических баталий был принят компромиссный вариант: Иделиана (IDELIANA, International Digital Economics, Liberty And Neosecurity Architecture) одновременно устраивала всех и не устраивала никого, и в результате такого «единодушия» оказалась единственной прошедшей через парламентские жернова этимологической жемчужиной.
Крупнейшие финансовые игроки, до сего времени скептически оценивавшие перспективы Доусмайеровского чуда, видя, что ортодоксальные национальные державы не выдерживают никакой конкуренции с новой высокотехнологичной реальностью начали накалять атмосферу, и после чудовищного лоббистского натиска Иделиана была признана большинством стран субъектом международного права. Разумеется, среди противников такого рода «геополитических извращений» это вызвало бурю негодования. В прессе появились публикации о якобы небескорыстном участии Вашингтона в процессе формирования Доусмайера как личности, о происках ЦРУ и Пентагона, о небезупречном прошлом сотрудников иделианских спецслужб (там, впрочем, действительно трудились высококвалифицированные взломщики ИТ-систем), и т.д. Официальный МИД Иделианы опроверг эти заявления, сославшись на присутствие в правящих кругах представителей разных стран и национальностей (в частности, в иделианском парламенте было по меньшей мере по одному представителю от каждой уважающей себя державы), а по поводу сотрудников спецслужб высказался в том духе, что их прошлое никак не входит в противоречие с их настоящей деятельностью, а именно – поиском дыр в системах защиты иделианских организаций/граждан.
Тогда оппоненты пустили в ход последний и наиболее веский аргумент: а почему, собственно, все государственные серверы, а также физические активы федерального резервного банка Иделианы находятся именно на территории Соединенных Штатов? МИД выразил недоумение по поводу обоснованности данного любопытства, указав на целый ряд факторов, обусловливающих значительное снижение издержек в обеспечении бесперебойного функционирования и высокоскоростного Интернет-доступа иделианских государственных серверов именно на территории США, близостью корневых серверов, а также заметил, что материальные активы резервного банка на самом деле разбросаны по всему миру, и что это, дескать, тоже сделано в целях минимизации издержек (транспортных, в частности), и что это, кстати, общепринятая практика. “Мы экономим каждый цент наших налогоплательщиков,” — добавила первый заместитель министра иностранных дел Иделианы Мишель Ретту. На этом все нападки со стороны прессы, кажется, прекратились.
Тем временем капитализация некоторых иделианских компаний возросла настолько, что они начали скупать крупнейших отраслевых гигантов в реальных государствах, да и сам традиционный бизнес все быстрее убегал в новые правовые и технологические рамки (гораздо удобнее, согласитесь, всю административную машину поставить на высокотехнологичные рельсы иделианской экономики, а производственные мощности, исследовательские лаборатории, сервисные службы и тому подобное разбросать по наиболее оптимальным политически и географически странам и континентам). Эта мода захватывала все больше и больше отраслей народного хозяйства: от энергетики и биохимии до телекоммуникаций и автомобилестроения. Ясно, что такая ситуация не могла ни сказаться на экономическом положении наиболее развитых государств (в частности, Конгрессу США с огромным скандалом пришлось сокращать военные расходы на следующий год почти на четверть), в то время как бюджет их цифрового «коллеги» уже позволял купить с потрохами весь Белый Дом, Кремль и Бундестаг со всеми их федеральными активами.
Одновременно наблюдалось сближение уровня доходов в реальном секторе и улучшение социальной и демографической обстановки во всех остальных государствах. Очевидно, это были последствия вышеозначенной глобализации (вернее, глобальной стандартизации): единые высококонкурентные рынки труда, унифицированное (иделианское) трудовое законодательство, единая, чрезвычайно мягкая денежно-кредитная политика (любое частное лицо, буде зарегистрировано иделианским подданным (тоже, разумеется, касается и юридических лиц), — живи он хоть в самой отсталой банановой республике с кривым инвестиционным климатом мог свободно получить долгосрочный кредит под небольшой процент в любом иделианском финансовом институте и, пустив его в дело запросто стать одним из самых уважаемых банановых олигархов)…
Тем не менее национальные правительства, лишившись изрядной части своих налоговых кормушек и ощутив на себе последствия оттока капиталов, забили тревогу: Евросоюз – флагман мировой бюрократии, оставшийся без своих привычных протекционистских рычагов — обратился к своим американским коллегам с просьбой «принять меры» (какие меры – не пояснялось). Впрочем, тамошние сенаторы уже давно высказывались по поводу «принятия мер» (опять же, без уточнений). Как у тех, так и у других на этой почве возникали проблемы с общественным мнением: людей пугала подобная неопределенность, а иделианская экономика давала многим работу и объекты для инвестиций. На фоне столь острой реакции властей Старого и Нового Света интересным было поведение их восточных коллег: в российских властных коридорах царила тишина, и лишь изредка можно было встретить человека без (ему обычно не свойственной) ехидной улыбки на лице. Большинство экспертов сходились во мнении, что им (русским), дескать, не привыкать жить в ситуации бюджетного голода и оттока капитала…
Пресс-служба администрации Доусмайера, выступая с заявлением по поводу демарша евровластей высказалась в том ключе, что коль скоро они (еврочиновники) тоже проповедники рынка, а рынок без конкуренции не есть рынок, пусть попробуют уделать своего электронного конкурента цивилизованными, рыночными методами. Те, в свою очередь, намекнули, что конкурент сам пользуется методами далеко не рыночными, и пригрозили обвинением в монополизме. Такая реакция Брюсселя заставила администрацию Доусмайера пойти на попятную: были увеличены налоговые ставки, а в бюджет введены некоторые социальные статьи. В частности, счета за лечение иделианских граждан в государственных клиниках обычных стран (иделианское здравоохранение было дистанционным, а этого, разумеется, недостаточно) отныне оплачивались частично из иделианской казны, частично из иделианских негосударственных страховых фондов (практиковалось обязательное страхование). Нечто подобное было применено и в образовании, и в пенсионном обеспечении.
Таким образом государство, гражданин которого имел также параллельно и «цифровой» иделианский паспорт, снимало с себя массу социальной ответственности за него. Это изрядно угомонило бунтующие стороны, тем более что иделианские социальные стандарты были весьма высоки (к этому времени в ее экономике крутилось до семидесяти процентов мирового ВВП).
На очередных президентских выборах победу одержал молодой амбициозный японец, яростный сторонник реформ Исуки Хасашимото. Суть его реформ заключалась в «создании беспрецедентно комфортных условий для жизни и ведения бизнеса на всей территории планеты», — так было написано в его предвыборных документах. Из этих строк можно было понять достаточно, чтобы представить себе масштаб его намерений, но те, чьи интересы это лично затрагивало (как то: закоренелая бюрократия, национал-шовинисты и патриоты всех мастей, коих хватает везде и всегда) никак не желали в это поверить. Вскоре их терзаниям пришел конец: по всем дипломатическим каналам прошло письмо за подписью нового секретаря иделианского госдепа Сергея Гладышева с официальным предложением созвать срочное заседание глав государств и внешнеполитических ведомств большой восьмерки (G8), на которое собиралось прибыть также иделианское руководство; в письме указывалось на чрезвычайную важность предлагаемого к обсуждению вопроса. Хасашимото тонко рассчитал реакцию мировой элиты на это предложение и, уже на банкете (он значился первым по протоколу) постарался свести весь разговор к простым формальностям.
А предложил он следующее: вхождение национальных правительств в состав иделианского государства в качестве «физических» исполнительных структур, упразднение государственных границ и замена их границами административной ответственности, принятие всеми странами-участницами иделианских законодательства и денежной единицы, упразднение международных организаций и вхождение их в исполнительные структуры нового государства в качестве отдельных департаментов, и еще внушительное количество пунктов, среди которых, в частности, создание мирового парламента (верхней палаты иделианского), в который вошли бы демократически-избранные главы национальных республик в составе нового федеративного конгломерата.
Реакция на эти предложения была на удивление мягкой, и даже такие гранды национального шовенизма как, например, Франция (видимо, положительно сказалось членство в ЕС) не усмотрели ничего «угрожающего их национальному суверенитету». А среди положительных сторон перечислялись, помимо экономических, правовых и геополитических плюсов даже психологические: многим на самом деле хотелось быть частью гигантской общемировой метрополии, несмотря на все исторические противоречия. Свое позитивное отношение к инициативе иделианского руководства выразили даже страны, ранее в особом стремлении к интеграции незамеченные (Индия, Китай, страны Персидского Залива и Латинской Америки). Собственно, Хасашимото на это и рассчитывал, назначая на самые высокопоставленные посты Иделианы представителей этих государств.
Несмотря на отчаянные сопротивления со стороны военных чиновников, лидеры большинства стран по результатам проведенных референдумов подписали соответствующие соглашения, и тем самым то, о чем грезили на протяжении столетий многие мыслители и государственные деятели – от Соловьева и Фукуямы до Ленина и Муссолини – слияние культур и цивилизаций, социальный Постмодерн, конец истории, тотальная глобализация, свершилось. После этого было произведено массовое сокращение вооружений и растранспортировка иделианских (теперь уже) войск в районах локальной напряженности (Палестина, Индонезия, Колумбия) и государств-изгоев, не изъявивших желания расстаться с устаревшими рудиментами национального авторитаризма (Куба, Ирак, Северная Корея). Долго думали, стоит ли упразднять иделианский МИД, но в конце концов просто решили серьезно сократить штат.
Кто мог когда-либо предположить, что демиургом и художником всей этой исторической феерии станет обычный выпускник юридического факультета с неприметной фамилией Доусмайер, просто сумевший оригинально и грамотно распорядиться плодами новых технологий – продукта цивилизации ХХ века, оставившего после себя массу неприятных воспоминаний и груды несбывшихся надежд. Наделавшая столько шума на рубеже столетий «новая экономика» дала наконец свои плоды, плоды, как оказалось планетарного масштаба, плоды, изменившие социальные и политические устои многих народов, привнесшие новую мощную струю инициативы и структурированности в мировой океан инертности и хаоса…
Однако на этом все не закончилось. Надо сказать, антимонопольные ведомства Иделианы работали безупречно. Настолько безупречно, что спустя некоторое время после завершения вышеописанной мировой реконструкции в суде уже проходили слушания по делу (неслыханный юридический прецедент!) «антимонопольный комитет Конгресса Иделианской Федерации vs. Иделианская Федерация». Адвокаты сторон представили присяжным весьма убедительные доказательства и аргументы в свою пользу. В частности, адвокат ответчика заявил, что признание федерации монополистом приведет к серьезной угрозе интернациональной безопасности, породит неслыханные организационные проблемы и издержки, снизит эффективность работы правоохранительных служб, а то и вовсе приведет к гражданской войне. Адвокат истца уверял, что при умелой организации действий по демонополизации ничего подобного не произойдет. Суд занял позицию последнего, тем более, было итак ясно как божий день, что иделианское государство есть самый тривиальный монополист.
По решению суда был объявлен тендер среди действующих политиков на получение специально выделенных из иделианского бюджета средств на создание новой юридической инфраструктуры (ясно, что делить действующую власть не имело никакого смысла, и суд обязал монополиста самому «породить» себе конкурента). Все физические исполнительные структуры было решено оставить под общей юрисдикцией; конкуренция же подразумевалась в экономике, социальной сфере и некоторых разделах интеллектуального законодательства.
Как бы то ни было, но утопические мечты о контрактной юрисдикции не только получили свое методологическое развитие, но были реализованы практически, реализованы исходя из естественной необходимости, диктуемой теорией рынка.
При всех достоинствах такой модели мироустройства, апологетом и носителем высшей социальной значимости здесь является Компьютерная Сеть. Риск глобальной социальной катастрофы – и это фундаментальный недостаток такой модели — чрезвычайно высок: фактически жизнь человечества висит на тонком волоске искусственной паутины проводов сетей передачи данных и различных высокотехнологичных устройств. Возможность отказа работы какого-нибудь политического или экономического государственного института при всей их физической и интеллектуальной защищенности все же остается, и любое нарушение их функционирования способно привести к последствиям планетарного масштаба. Универсальная социальная гармония, высокотехнологичный рай на земле оборачиваются для человека постоянным пребыванием в страхе и ожидании очередного крушения цивилизации…
Для затравки — публикую одно из своих произведений, написанных ровно 10 лет назад (написано для общего развития, нигде не публиковалось — чего ожидать от провинциального сопляка, коим я был в то время). Перечитав его намедни, сделал определенные выводы, а именно — технологически эти 10 лет дали нам почти все, о чем мечталось в далеком уже 1999. Сейчас многое прозвучит обыденно, но тогда большинство написанного было пределом мечтаний. И в то же время фундаментально, в правовых, социальных аспектах изменилось очень мало. Но это лишь мое мнение.
Итак, дальше много букв.
Те, которые не имея закона согрешили,
вне закона и погибнут; а те, которые
под законом согрешили, по закону осудятся…
(Послание к Римлянам 2:12)
Если природа представляет из себя хаос, насмешку над всякой мыслью и порядком, то любой, кто желает восстановить в ней какой-либо порядок, должен уйти от нее и создать новый мир, полный иллюзий.
(Фридрих Вильгельм Ницше)
Все началось с того, что некий Генри Доусмайер, выпускник юрфака Принстонского университета, решил основать в Сети – ни много ни мало – государство. Будучи единственным его гражданином он принял конституцию, основополагающий свод законов, утвердил структуру государственного устройства и конституционным большинством (если уместно так говорить об одном голосе) избрал себя на первый срок президентства.
Сообщения об этом появились в прессе, но прошли незамеченными: ни одно из серьезных внешнеполитических ведомств не посчитало для себя достойным комментировать этот бред. А между тем у Доусмайера появилось немало сторонников-энтузиастов — принявших его гражданство, что и дало основной толчок дальнейшему государственному строительству.
Основные государственные институты формировались по американскому образцу (ибо он, по каким-то непонятным причинам, был признан наиболее совершенным); исключением оказался однопалатный парламент: по результатам специально проведенного референдума было решено не предаваться утопическим артефактам прямой демократии (при всем изобилии технологических возможностей, когда граждане непосредственно участвуют в обсуждении и принятии законов), а переложить весь груз законодательной работы на плечи профессиональных парламентариев; отсутствие же, в частности, территориального деления избавило от необходимости делить его (парламент) на две палаты. Изменения, разумеется, затронули и исполнительную власть: все оборонные ведомства и спецслужбы создавались исключительно с целью обеспечения информационной безопасности обитателей сегмента конституционного права электронного государства; специальному отделу госдепартамента было поручено заняться разработкой и интеграцией унифицированных инструментов внутрикорпоративного взаимодействия (первоначально предназначавшихся для организации работы государственного аппарата, но впоследствии получивших тотальное распространение и в частном корпоративном секторе).
Кульминацией становления новой государственности стало появление Федеральной (с юридической точки зрения было бы неправильно говорить о новом государстве как о федеративном; здесь это сделано лишь для демонстрации аналогий) Резервной Системы и соответствующих финансовых департаментов. После эмиссии собственной денежной единицы (был выбран доллар; естественно, никто его в глаза никогда не видел — зачем его обналичивать, если весь набор каких-либо финансовых инструментов, товаров или услуг можно приобрести нажатием двух-трех кнопок на сотовом телефоне) стало возможным полноценное функционирование под новоиспеченной юрисдикцией всех рыночных институтов.
Неудивительно, что многие бизнесы (электронная коммерция, контент-провайдинг, интеллектуальное производство, аудит и консалтинг, банки и различные институциональные инвесторы) бросились осваиваться в новом правовом поле: оптимальнейшая законодательная база в сфере интеллектуального права, полноценная электронная правоохранительная и судебная системы, единый глобализованный рынок капитала с минимумом издержек (брокерские услуги полностью ушли в небытие, всеми активами можно управлять прямо с банковских счетов в электронном виде)… Есть и небольшой недостаток: налоги. Но за удовольствия надо платить, а отсутствие территориальных и местных бюджетов (один централизованный, «федеральный» – и тот относительно небольшой за неимением ненужных социальных и военных статей) позволило ввести настолько незначительные ставки, что в бизнес-кругах появилось выражение hidden assessment.
Стоит также отметить, что как бизнес, так и государство в этих условиях приобрели невиданную доселе транспарентность. Каждый клиент, например, государства (гражданин) мог в любой момент понаблюдать в реальном времени за состоянием государственного бюджетного и внешнеторгового сальдо (последнее, разумеется, рассчитывалось по весьма специфической методике, но никогда не уходило в минус), всех остальных финансовых показателей, получить подробнейшие отчеты по законодательной и финансовой деятельности государства. Более того, для него не составляло никакого труда материализоваться (точнее, «виртуализоваться») прямо на заседании парламента; он даже мог свободно высказаться по тому или иному вопросу (правда, только в текстовом виде по парламентскому чату – народно-избранные законодатели изъяснялись по видеоконференсным элементам парламентского интерфейса).
Вообще, если касаться технической стороны корпоративного представительства более подробно, ничего существенного здесь не происходило. На сайте (доменное имя и техническая реализация значения не имеют) компании, зарегистрированной под цифровой юрисдикцией (или же частного лица, имеющего соответствующее гражданство) размещался специальный лэйбл, а также комментарий: “This area is under assured digital jurisdiction” – любой злоумышленник был вынужден несколько раз подумать, прежде чем пробовать на прочность ресурс с такими атрибутами. По желанию, компании могли выставить напоказ все потроха своей хозяйственной деятельности (тем более, что она итак велась по преимуществу через веб-интерфейсы на их же сайтах, но открытые лишь для сотрудников и акционеров). Борьба за «открытость» между государством и частным бизнесом велась на всех вообразимых фронтах, и капитал от этого был только в восторге.
Стоит упомянуть также и о реализации судебной системы. Правовое преследование осуществлялось независимо от государственной принадлежности преследуемого (что, в общем, естественно); судебные заседания проводились при помощи тех же видеоконференсных технологий (присяжный, скажем, мог одновременно потягивать коктейль на побережье адриатики и выслушивать очередного свидетеля, если, конечно, не был в этот момент отвлечен разглядыванием очередных экзотических бикини). Если ответчик упорно не желал присутствовать на слушаниях (не притащишь же его туда физически), все его активы, обнаруженные в электронном виде следствием просто замораживались, и дело слушалось уже в соответствующих физических инстанциях. Из-за несоответствий в законодательствах разных стран, правда, такой вариант терял львиную долю своей эффективности в области нарушений прав интеллектуальной собственности, зато с экономическими преступлениями проблем почти не возникало (законы большинства стран развивались здесь весьма успешно).
Тем временем конгресс (нет, не тот, что на Капитолийском холме, и, разумеется, не тот, что на Охотном ряду) рассматривал проект закона о государственной символике и, что самое важное, официальному наименованию сетевого юридического феномена. После двухнедельных лингвистических баталий был принят компромиссный вариант: Иделиана (IDELIANA, International Digital Economics, Liberty And Neosecurity Architecture) одновременно устраивала всех и не устраивала никого, и в результате такого «единодушия» оказалась единственной прошедшей через парламентские жернова этимологической жемчужиной.
Крупнейшие финансовые игроки, до сего времени скептически оценивавшие перспективы Доусмайеровского чуда, видя, что ортодоксальные национальные державы не выдерживают никакой конкуренции с новой высокотехнологичной реальностью начали накалять атмосферу, и после чудовищного лоббистского натиска Иделиана была признана большинством стран субъектом международного права. Разумеется, среди противников такого рода «геополитических извращений» это вызвало бурю негодования. В прессе появились публикации о якобы небескорыстном участии Вашингтона в процессе формирования Доусмайера как личности, о происках ЦРУ и Пентагона, о небезупречном прошлом сотрудников иделианских спецслужб (там, впрочем, действительно трудились высококвалифицированные взломщики ИТ-систем), и т.д. Официальный МИД Иделианы опроверг эти заявления, сославшись на присутствие в правящих кругах представителей разных стран и национальностей (в частности, в иделианском парламенте было по меньшей мере по одному представителю от каждой уважающей себя державы), а по поводу сотрудников спецслужб высказался в том духе, что их прошлое никак не входит в противоречие с их настоящей деятельностью, а именно – поиском дыр в системах защиты иделианских организаций/граждан.
Тогда оппоненты пустили в ход последний и наиболее веский аргумент: а почему, собственно, все государственные серверы, а также физические активы федерального резервного банка Иделианы находятся именно на территории Соединенных Штатов? МИД выразил недоумение по поводу обоснованности данного любопытства, указав на целый ряд факторов, обусловливающих значительное снижение издержек в обеспечении бесперебойного функционирования и высокоскоростного Интернет-доступа иделианских государственных серверов именно на территории США, близостью корневых серверов, а также заметил, что материальные активы резервного банка на самом деле разбросаны по всему миру, и что это, дескать, тоже сделано в целях минимизации издержек (транспортных, в частности), и что это, кстати, общепринятая практика. “Мы экономим каждый цент наших налогоплательщиков,” — добавила первый заместитель министра иностранных дел Иделианы Мишель Ретту. На этом все нападки со стороны прессы, кажется, прекратились.
Тем временем капитализация некоторых иделианских компаний возросла настолько, что они начали скупать крупнейших отраслевых гигантов в реальных государствах, да и сам традиционный бизнес все быстрее убегал в новые правовые и технологические рамки (гораздо удобнее, согласитесь, всю административную машину поставить на высокотехнологичные рельсы иделианской экономики, а производственные мощности, исследовательские лаборатории, сервисные службы и тому подобное разбросать по наиболее оптимальным политически и географически странам и континентам). Эта мода захватывала все больше и больше отраслей народного хозяйства: от энергетики и биохимии до телекоммуникаций и автомобилестроения. Ясно, что такая ситуация не могла ни сказаться на экономическом положении наиболее развитых государств (в частности, Конгрессу США с огромным скандалом пришлось сокращать военные расходы на следующий год почти на четверть), в то время как бюджет их цифрового «коллеги» уже позволял купить с потрохами весь Белый Дом, Кремль и Бундестаг со всеми их федеральными активами.
Одновременно наблюдалось сближение уровня доходов в реальном секторе и улучшение социальной и демографической обстановки во всех остальных государствах. Очевидно, это были последствия вышеозначенной глобализации (вернее, глобальной стандартизации): единые высококонкурентные рынки труда, унифицированное (иделианское) трудовое законодательство, единая, чрезвычайно мягкая денежно-кредитная политика (любое частное лицо, буде зарегистрировано иделианским подданным (тоже, разумеется, касается и юридических лиц), — живи он хоть в самой отсталой банановой республике с кривым инвестиционным климатом мог свободно получить долгосрочный кредит под небольшой процент в любом иделианском финансовом институте и, пустив его в дело запросто стать одним из самых уважаемых банановых олигархов)…
Тем не менее национальные правительства, лишившись изрядной части своих налоговых кормушек и ощутив на себе последствия оттока капиталов, забили тревогу: Евросоюз – флагман мировой бюрократии, оставшийся без своих привычных протекционистских рычагов — обратился к своим американским коллегам с просьбой «принять меры» (какие меры – не пояснялось). Впрочем, тамошние сенаторы уже давно высказывались по поводу «принятия мер» (опять же, без уточнений). Как у тех, так и у других на этой почве возникали проблемы с общественным мнением: людей пугала подобная неопределенность, а иделианская экономика давала многим работу и объекты для инвестиций. На фоне столь острой реакции властей Старого и Нового Света интересным было поведение их восточных коллег: в российских властных коридорах царила тишина, и лишь изредка можно было встретить человека без (ему обычно не свойственной) ехидной улыбки на лице. Большинство экспертов сходились во мнении, что им (русским), дескать, не привыкать жить в ситуации бюджетного голода и оттока капитала…
Пресс-служба администрации Доусмайера, выступая с заявлением по поводу демарша евровластей высказалась в том ключе, что коль скоро они (еврочиновники) тоже проповедники рынка, а рынок без конкуренции не есть рынок, пусть попробуют уделать своего электронного конкурента цивилизованными, рыночными методами. Те, в свою очередь, намекнули, что конкурент сам пользуется методами далеко не рыночными, и пригрозили обвинением в монополизме. Такая реакция Брюсселя заставила администрацию Доусмайера пойти на попятную: были увеличены налоговые ставки, а в бюджет введены некоторые социальные статьи. В частности, счета за лечение иделианских граждан в государственных клиниках обычных стран (иделианское здравоохранение было дистанционным, а этого, разумеется, недостаточно) отныне оплачивались частично из иделианской казны, частично из иделианских негосударственных страховых фондов (практиковалось обязательное страхование). Нечто подобное было применено и в образовании, и в пенсионном обеспечении.
Таким образом государство, гражданин которого имел также параллельно и «цифровой» иделианский паспорт, снимало с себя массу социальной ответственности за него. Это изрядно угомонило бунтующие стороны, тем более что иделианские социальные стандарты были весьма высоки (к этому времени в ее экономике крутилось до семидесяти процентов мирового ВВП).
На очередных президентских выборах победу одержал молодой амбициозный японец, яростный сторонник реформ Исуки Хасашимото. Суть его реформ заключалась в «создании беспрецедентно комфортных условий для жизни и ведения бизнеса на всей территории планеты», — так было написано в его предвыборных документах. Из этих строк можно было понять достаточно, чтобы представить себе масштаб его намерений, но те, чьи интересы это лично затрагивало (как то: закоренелая бюрократия, национал-шовинисты и патриоты всех мастей, коих хватает везде и всегда) никак не желали в это поверить. Вскоре их терзаниям пришел конец: по всем дипломатическим каналам прошло письмо за подписью нового секретаря иделианского госдепа Сергея Гладышева с официальным предложением созвать срочное заседание глав государств и внешнеполитических ведомств большой восьмерки (G8), на которое собиралось прибыть также иделианское руководство; в письме указывалось на чрезвычайную важность предлагаемого к обсуждению вопроса. Хасашимото тонко рассчитал реакцию мировой элиты на это предложение и, уже на банкете (он значился первым по протоколу) постарался свести весь разговор к простым формальностям.
А предложил он следующее: вхождение национальных правительств в состав иделианского государства в качестве «физических» исполнительных структур, упразднение государственных границ и замена их границами административной ответственности, принятие всеми странами-участницами иделианских законодательства и денежной единицы, упразднение международных организаций и вхождение их в исполнительные структуры нового государства в качестве отдельных департаментов, и еще внушительное количество пунктов, среди которых, в частности, создание мирового парламента (верхней палаты иделианского), в который вошли бы демократически-избранные главы национальных республик в составе нового федеративного конгломерата.
Реакция на эти предложения была на удивление мягкой, и даже такие гранды национального шовенизма как, например, Франция (видимо, положительно сказалось членство в ЕС) не усмотрели ничего «угрожающего их национальному суверенитету». А среди положительных сторон перечислялись, помимо экономических, правовых и геополитических плюсов даже психологические: многим на самом деле хотелось быть частью гигантской общемировой метрополии, несмотря на все исторические противоречия. Свое позитивное отношение к инициативе иделианского руководства выразили даже страны, ранее в особом стремлении к интеграции незамеченные (Индия, Китай, страны Персидского Залива и Латинской Америки). Собственно, Хасашимото на это и рассчитывал, назначая на самые высокопоставленные посты Иделианы представителей этих государств.
Несмотря на отчаянные сопротивления со стороны военных чиновников, лидеры большинства стран по результатам проведенных референдумов подписали соответствующие соглашения, и тем самым то, о чем грезили на протяжении столетий многие мыслители и государственные деятели – от Соловьева и Фукуямы до Ленина и Муссолини – слияние культур и цивилизаций, социальный Постмодерн, конец истории, тотальная глобализация, свершилось. После этого было произведено массовое сокращение вооружений и растранспортировка иделианских (теперь уже) войск в районах локальной напряженности (Палестина, Индонезия, Колумбия) и государств-изгоев, не изъявивших желания расстаться с устаревшими рудиментами национального авторитаризма (Куба, Ирак, Северная Корея). Долго думали, стоит ли упразднять иделианский МИД, но в конце концов просто решили серьезно сократить штат.
Кто мог когда-либо предположить, что демиургом и художником всей этой исторической феерии станет обычный выпускник юридического факультета с неприметной фамилией Доусмайер, просто сумевший оригинально и грамотно распорядиться плодами новых технологий – продукта цивилизации ХХ века, оставившего после себя массу неприятных воспоминаний и груды несбывшихся надежд. Наделавшая столько шума на рубеже столетий «новая экономика» дала наконец свои плоды, плоды, как оказалось планетарного масштаба, плоды, изменившие социальные и политические устои многих народов, привнесшие новую мощную струю инициативы и структурированности в мировой океан инертности и хаоса…
Однако на этом все не закончилось. Надо сказать, антимонопольные ведомства Иделианы работали безупречно. Настолько безупречно, что спустя некоторое время после завершения вышеописанной мировой реконструкции в суде уже проходили слушания по делу (неслыханный юридический прецедент!) «антимонопольный комитет Конгресса Иделианской Федерации vs. Иделианская Федерация». Адвокаты сторон представили присяжным весьма убедительные доказательства и аргументы в свою пользу. В частности, адвокат ответчика заявил, что признание федерации монополистом приведет к серьезной угрозе интернациональной безопасности, породит неслыханные организационные проблемы и издержки, снизит эффективность работы правоохранительных служб, а то и вовсе приведет к гражданской войне. Адвокат истца уверял, что при умелой организации действий по демонополизации ничего подобного не произойдет. Суд занял позицию последнего, тем более, было итак ясно как божий день, что иделианское государство есть самый тривиальный монополист.
По решению суда был объявлен тендер среди действующих политиков на получение специально выделенных из иделианского бюджета средств на создание новой юридической инфраструктуры (ясно, что делить действующую власть не имело никакого смысла, и суд обязал монополиста самому «породить» себе конкурента). Все физические исполнительные структуры было решено оставить под общей юрисдикцией; конкуренция же подразумевалась в экономике, социальной сфере и некоторых разделах интеллектуального законодательства.
Как бы то ни было, но утопические мечты о контрактной юрисдикции не только получили свое методологическое развитие, но были реализованы практически, реализованы исходя из естественной необходимости, диктуемой теорией рынка.
При всех достоинствах такой модели мироустройства, апологетом и носителем высшей социальной значимости здесь является Компьютерная Сеть. Риск глобальной социальной катастрофы – и это фундаментальный недостаток такой модели — чрезвычайно высок: фактически жизнь человечества висит на тонком волоске искусственной паутины проводов сетей передачи данных и различных высокотехнологичных устройств. Возможность отказа работы какого-нибудь политического или экономического государственного института при всей их физической и интеллектуальной защищенности все же остается, и любое нарушение их функционирования способно привести к последствиям планетарного масштаба. Универсальная социальная гармония, высокотехнологичный рай на земле оборачиваются для человека постоянным пребыванием в страхе и ожидании очередного крушения цивилизации…
