Comments 11
Под кат не пробавали прятать?
А как? Что только не пробовал...
habracut, вот еше html-теги...
Понравилось
Спасибо за перевод.
У меня он целиком переведён, но некоторые места получились коряво, поэтому я пока выложил самое начало.
Здесь не получилось перевести эту фразу: "For you, following their outline seems simple enough--in a more sophisticated vein, of course, and for a modern audience. So you write a few such books, you publish 'em, and people adore them. The folks in 'Bama are fit to bust with pride, and say you've got Tolstoy beat all hollow."
Здесь не получилось перевести эту фразу: "For you, following their outline seems simple enough--in a more sophisticated vein, of course, and for a modern audience. So you write a few such books, you publish 'em, and people adore them. The folks in 'Bama are fit to bust with pride, and say you've got Tolstoy beat all hollow."
Поднимаю карму...
А остальное, надеюсь, выложите? ;)
А остальное, надеюсь, выложите? ;)
Черновой вариант:
Lem was surgically excised from the bosom of American SF back in 1976. Since then plenty of other writers have quit SFWA, but those flung out for the crime of being a commie rat-bastard have remained remarkably few. Lem, of course, has continued to garner widespread acclaim, much of it from hifalutin' mainstream critics who would not be caught dead in a bookstore's skiffy section. Recently a collection of Lem's critical essays, _Macroworlds_, has appeared in paperback. For those of us not privy to the squabble these essays caused in the '70s, it makes some eye-opening reading.
(проблемы с переводом фразы)
Лем сравнивал себя с Робинзоном Крузо, безошибочно утверждая, что он должен был воздвигнуть всю целиком целую структуру «научной фантастики» практически с нуля. У него были древние обломки потерпевшего кораблекрушение судна Уэллса и Стапледона, находящегося под рукой, куда он совершал набег за инструментами годами позже. (Мы обладаем собранными записями благодаря копанию в мусоре его Пятницы, австралийскому критику Францу Роттенштейнеру)
Эти эссе – работа одинокого человека. Мы можем оценить усердие Лемовских попыток, как например «Структурный анализ научной фантастики»: поляк, пишущий на немецком, австрийцам о французской семантической теории. Водоворот ума. После этих сверхчеловеческих усилий взаимодействия, ты подумал, что люди должны уменьшить пропасть и стать ближе – из жалости, если не ради чего-то ещё.
Но идеология Лема, как политическая, так и литературная, просто угрожающе ужасна. То, что Лем называл научно-фантастическими книгами ничуть не похожи на американскую НФ, также как дельфин не похож на рептилию. Определённые конкурентные стычки и взбучки были неизбежны.
Лем не сильно интересовался «фантастикой» самой по себе.
Lem was surgically excised from the bosom of American SF back in 1976. Since then plenty of other writers have quit SFWA, but those flung out for the crime of being a commie rat-bastard have remained remarkably few. Lem, of course, has continued to garner widespread acclaim, much of it from hifalutin' mainstream critics who would not be caught dead in a bookstore's skiffy section. Recently a collection of Lem's critical essays, _Macroworlds_, has appeared in paperback. For those of us not privy to the squabble these essays caused in the '70s, it makes some eye-opening reading.
(проблемы с переводом фразы)
Лем сравнивал себя с Робинзоном Крузо, безошибочно утверждая, что он должен был воздвигнуть всю целиком целую структуру «научной фантастики» практически с нуля. У него были древние обломки потерпевшего кораблекрушение судна Уэллса и Стапледона, находящегося под рукой, куда он совершал набег за инструментами годами позже. (Мы обладаем собранными записями благодаря копанию в мусоре его Пятницы, австралийскому критику Францу Роттенштейнеру)
Эти эссе – работа одинокого человека. Мы можем оценить усердие Лемовских попыток, как например «Структурный анализ научной фантастики»: поляк, пишущий на немецком, австрийцам о французской семантической теории. Водоворот ума. После этих сверхчеловеческих усилий взаимодействия, ты подумал, что люди должны уменьшить пропасть и стать ближе – из жалости, если не ради чего-то ещё.
Но идеология Лема, как политическая, так и литературная, просто угрожающе ужасна. То, что Лем называл научно-фантастическими книгами ничуть не похожи на американскую НФ, также как дельфин не похож на рептилию. Определённые конкурентные стычки и взбучки были неизбежны.
Лем не сильно интересовался «фантастикой» самой по себе.
(продолжение)
Он увлёкся наукой – строением Вселенной. Краткое автобиографическое произведение «Размышление о моей жизни», прояснявшее, что Лем был таким с самого начала. Запалом его литературной деятельности была не литература, а медицинские тексты его отца - волшебный мир скелетов и мозгов, и разноцветных солёных кишок (что-то медицинское, внутренностей?). Самыми ранними творчеством Лема во время учёбы в средней школе были не «рассказы», а тщательная серия воображаемых документов: «сертификаты, паспорты, дипломы… зашифрованные записи и криптограммы...»
Для Лема, научная фантастика – это задокументированная на бумаге форма мысленного эксперимента - остриё познания.
Всё остальное вторично, это и есть та целеустремленность, дающая его работе её неистовую энергию. Это настоящая «литература идей», освобождающая сердце как незначительное, ненаучное, но прокалывающая череп как сосулька.
Отдаваясь своим пристрастиям, Лем возможно никогда не писал «человеческие истории». Но его основная причина для избегания этого поразительна. Массовые убийства во время нацистской оккупации Польши, как сказал Лем, привели его к такому литературному описанию человечества как вида. «В те дни были сокрушены и опровергнуты все писаные законы, до этого использовавшиеся в литературе. Безмерная тщетность человеческой жизни, оказавшейся под влиянием массовых убийств, не может быть выраженной художественными приёмами, в которых личность или небольшие группы людей составляют суть повествования».
Шокирующее утверждение, и один из тех людей в других, более счастливых, странах, задумается. Смысл этого убеждения, конечно, невероятно экстремален. Работы Лема отмечены решительным экстремизмом. Он судорожно бился за идею с энергией утопленника, хватающегося за соломинку.
Содержания, сюжет, человеческие ценности, описание характера, внутренний конфликт были целиком безжалостно отброшены.
В критике, однако, Лем продолжал жить и изучал вынесенные на берег обломки циничным взглядом.
Американская научная фантастика, сказал он, безнадёжно скомпрометирована, потому что её повествовательная структура это мусор: детективные истории, криминальные триллеры, сказки, незаконнорожденные мифы. Такие банальные и вульгарные методы полностью не подходят грандиозному масштабу научно-фантастической тематики, низводя её до дешёвых уловок эстрадного фокусника.
Лем презирал их, считая, что человек не должен искать развлечений во второстепенной магии. Станислав Лем не весельчак. Странно, но для фантаста он мало увлекался непонятным. Он не проявлял потребности в тайнах, диковинах, странностях… Он слеп к плодам воображения. Это, например, привело его к отрицанию большинства работ Борга. Лем заявлял, что «лучшие произведения Борга созданы как математические доказательства». «Это тавтология, для Лема математические доказательства – это то, к чему должны стремиться наилучшие произведения. В примечаниях к эссе Борга Лем оставил странное утверждение, что когда никто не согласится с этим, философия автоматически станет фантастикой». Литература Лема – это философия, и смена курса ради всего лишь ощущений - жульничество.
Американская научная фантастика, следовательно, есть сеть жуликов, и их деятели дурачат почти как продавцы змеиного жира. Лем придерживается педантизма, но оставляя его в воде, когда доходит до работ Филиппа Дика: «Провидец среди шарлатанов». Разум Лема был полностью поражён чтением Дика, и он старался найти некоторые идеи, лежащие в его идеологии, которые уменьшат онтологический бред в понятном чертёже.
Это бесполезная попытка, полная снисхождения и замешательства, как у балетмейстера, анализирующиего Джеймса Брауна.
Произведения пишутся очаровывать, развлекать, просвещать, передавать культурные ценности, исследовать жизнь, поведение, нравы и природу человеческого сердца. То, что Станислав Лем пишет, однако, создано сжечь умственные изъяны безжалостным когерентным светом. Как кто-то может делать это и продолжать выпускать похожую «литературу»? Лем пробовал писать романы. Романы, увы, выглядели странными, без ненаигранных персонажей в них.
Потом он обнаружил это: улыбка фортуны.
Сборники «Совершенный вакуум» и «Воображаемые магнитуды» - лемовсие шедевры. Первый содержит обзоры книг, второй - предисловия к различным научным книгам. Рассмотренные «книги» никогда не существовали в действительности, и были юмористически озаглавлены, как, например, «Некробы», написанные «Цезари Стрзибисз». Но здесь Лем нашёл литературные конструкции, не «рассказы», но соединение прозы, знакомой и приятной читателю.
Конечно, это немного сухо читать целую книгу «предисловий», которые обычно являются чудными закусками перед основным блюдом. Но это происходит из-за авторского чувства свободы, его явного наслаждения тех терний, ставших между ним и его Граалем. Эти очаровательные произведения, остроумные, оригинальные, крайне вызывающие, в высшей степени не имеющие заинтересованности у людей. Люди прочитают их лишь через десятилетия. И не потому, что они написаны как художественные произведения, а потому, что их композиция служит своему назначению со зловещим изяществом автомата.
Здесь Лем уклонился от безвозвратного выбора. Это выбор, с которым сталкивается каждый фантаст. Будет ли писатель писать Настоящие Книги, случайно оказавшимися НФ, или создаст шероховатые и не поддающийся улучшению НФ-артифакты, являющимися не «художественными произведениями», а всего лишь фантастическими текстами? Доводом в пользу первого пути будут те самые Настоящие Читатели, то есть большинство, отказывающиеся замечать неприкрытую НФ.
How Lem must chuckle as he collects his lavish blurbs from _Time_ and _Newsweek_ (not to mention an income ranking as one of poor wretched Poland's best sources of foreign exchange) . By disguising his work as the haute-lit exudations of a critic, he has out-conjured the Yankee conjurers, had his cake and eaten it publicly, in the hallowed pages of the _NY Review of Books_.
(не смог перевести)
Это хороший трюк, который трудно выполнить, требующий идей, горящих так ярко, что их сияние было бы неодолимо. Этот способный одиночка достоин некоторой зависти местного Союза Писателей. Но это всего лишь трюк, и главный вопрос ещё неразрешён: «Что же такое НФ?»
И для чего это нужно?
(конец)
P.S. Не судите строго, я не профессиональный переводчик!
Он увлёкся наукой – строением Вселенной. Краткое автобиографическое произведение «Размышление о моей жизни», прояснявшее, что Лем был таким с самого начала. Запалом его литературной деятельности была не литература, а медицинские тексты его отца - волшебный мир скелетов и мозгов, и разноцветных солёных кишок (что-то медицинское, внутренностей?). Самыми ранними творчеством Лема во время учёбы в средней школе были не «рассказы», а тщательная серия воображаемых документов: «сертификаты, паспорты, дипломы… зашифрованные записи и криптограммы...»
Для Лема, научная фантастика – это задокументированная на бумаге форма мысленного эксперимента - остриё познания.
Всё остальное вторично, это и есть та целеустремленность, дающая его работе её неистовую энергию. Это настоящая «литература идей», освобождающая сердце как незначительное, ненаучное, но прокалывающая череп как сосулька.
Отдаваясь своим пристрастиям, Лем возможно никогда не писал «человеческие истории». Но его основная причина для избегания этого поразительна. Массовые убийства во время нацистской оккупации Польши, как сказал Лем, привели его к такому литературному описанию человечества как вида. «В те дни были сокрушены и опровергнуты все писаные законы, до этого использовавшиеся в литературе. Безмерная тщетность человеческой жизни, оказавшейся под влиянием массовых убийств, не может быть выраженной художественными приёмами, в которых личность или небольшие группы людей составляют суть повествования».
Шокирующее утверждение, и один из тех людей в других, более счастливых, странах, задумается. Смысл этого убеждения, конечно, невероятно экстремален. Работы Лема отмечены решительным экстремизмом. Он судорожно бился за идею с энергией утопленника, хватающегося за соломинку.
Содержания, сюжет, человеческие ценности, описание характера, внутренний конфликт были целиком безжалостно отброшены.
В критике, однако, Лем продолжал жить и изучал вынесенные на берег обломки циничным взглядом.
Американская научная фантастика, сказал он, безнадёжно скомпрометирована, потому что её повествовательная структура это мусор: детективные истории, криминальные триллеры, сказки, незаконнорожденные мифы. Такие банальные и вульгарные методы полностью не подходят грандиозному масштабу научно-фантастической тематики, низводя её до дешёвых уловок эстрадного фокусника.
Лем презирал их, считая, что человек не должен искать развлечений во второстепенной магии. Станислав Лем не весельчак. Странно, но для фантаста он мало увлекался непонятным. Он не проявлял потребности в тайнах, диковинах, странностях… Он слеп к плодам воображения. Это, например, привело его к отрицанию большинства работ Борга. Лем заявлял, что «лучшие произведения Борга созданы как математические доказательства». «Это тавтология, для Лема математические доказательства – это то, к чему должны стремиться наилучшие произведения. В примечаниях к эссе Борга Лем оставил странное утверждение, что когда никто не согласится с этим, философия автоматически станет фантастикой». Литература Лема – это философия, и смена курса ради всего лишь ощущений - жульничество.
Американская научная фантастика, следовательно, есть сеть жуликов, и их деятели дурачат почти как продавцы змеиного жира. Лем придерживается педантизма, но оставляя его в воде, когда доходит до работ Филиппа Дика: «Провидец среди шарлатанов». Разум Лема был полностью поражён чтением Дика, и он старался найти некоторые идеи, лежащие в его идеологии, которые уменьшат онтологический бред в понятном чертёже.
Это бесполезная попытка, полная снисхождения и замешательства, как у балетмейстера, анализирующиего Джеймса Брауна.
Произведения пишутся очаровывать, развлекать, просвещать, передавать культурные ценности, исследовать жизнь, поведение, нравы и природу человеческого сердца. То, что Станислав Лем пишет, однако, создано сжечь умственные изъяны безжалостным когерентным светом. Как кто-то может делать это и продолжать выпускать похожую «литературу»? Лем пробовал писать романы. Романы, увы, выглядели странными, без ненаигранных персонажей в них.
Потом он обнаружил это: улыбка фортуны.
Сборники «Совершенный вакуум» и «Воображаемые магнитуды» - лемовсие шедевры. Первый содержит обзоры книг, второй - предисловия к различным научным книгам. Рассмотренные «книги» никогда не существовали в действительности, и были юмористически озаглавлены, как, например, «Некробы», написанные «Цезари Стрзибисз». Но здесь Лем нашёл литературные конструкции, не «рассказы», но соединение прозы, знакомой и приятной читателю.
Конечно, это немного сухо читать целую книгу «предисловий», которые обычно являются чудными закусками перед основным блюдом. Но это происходит из-за авторского чувства свободы, его явного наслаждения тех терний, ставших между ним и его Граалем. Эти очаровательные произведения, остроумные, оригинальные, крайне вызывающие, в высшей степени не имеющие заинтересованности у людей. Люди прочитают их лишь через десятилетия. И не потому, что они написаны как художественные произведения, а потому, что их композиция служит своему назначению со зловещим изяществом автомата.
Здесь Лем уклонился от безвозвратного выбора. Это выбор, с которым сталкивается каждый фантаст. Будет ли писатель писать Настоящие Книги, случайно оказавшимися НФ, или создаст шероховатые и не поддающийся улучшению НФ-артифакты, являющимися не «художественными произведениями», а всего лишь фантастическими текстами? Доводом в пользу первого пути будут те самые Настоящие Читатели, то есть большинство, отказывающиеся замечать неприкрытую НФ.
How Lem must chuckle as he collects his lavish blurbs from _Time_ and _Newsweek_ (not to mention an income ranking as one of poor wretched Poland's best sources of foreign exchange) . By disguising his work as the haute-lit exudations of a critic, he has out-conjured the Yankee conjurers, had his cake and eaten it publicly, in the hallowed pages of the _NY Review of Books_.
(не смог перевести)
Это хороший трюк, который трудно выполнить, требующий идей, горящих так ярко, что их сияние было бы неодолимо. Этот способный одиночка достоин некоторой зависти местного Союза Писателей. Но это всего лишь трюк, и главный вопрос ещё неразрешён: «Что же такое НФ?»
И для чего это нужно?
(конец)
P.S. Не судите строго, я не профессиональный переводчик!
Sign up to leave a comment.
Статья Брюса Стерлинга о Станиславе Леме «Остриё познания»